КНИГА ТРЕТЬЯ
О различных системах, предложенных или принятых обществом против действий, порождаемых законом народонаселения

[Третья книга "Опыта о законе народонаселения", носящая приведенное выше заглавие, разделяется на 14 нижеследующих глав: I, II и III-О системах равенства. Валлас, Кондорсе, Годвин и Овен. IV-О выселении. V, VI и VII - Законодательство о бедных. VIII - Земледельческая система. IX - Торговая система. Х - соединение обеих систем. XI - Поощрение хлебного вывоза. XII - Стеснение вывоза хлеба. XIII - Влияние возрастания народного богатства на судьбу бедных и XIV - Общие замечания. Содержание первых семи глав передано в виде сокращенных выборок.]

III
Системы равенства

     Хотя от внимания писателей, изучавших вопрос об усовершенствовании человеческого общества, не ускользнуло значение закона народонаселения, тем не менее они смотрели на сопровождающие его бедствия как на последствия, отдаленные от нас на бесконечное время. Так, напр., Валлас [Wallace, Dissertation on population.] полагает, что эти бедствия могут наступить лишь в то время, когда вся площадь земного шара будет прекрасно обработана и невозможно будет далее рассчитывать на увеличение количества произведений земли. Но если бы прекрасный проект равенства, начертанный Валласом, был осуществим на деле в каком бы то ни было отношении, я не думаю, чтобы сознание предстоящей опасности, хотя бы в отдаленном будущем, могло охладить наше стремление к достижению столь благой цели. Конечно, мы имеем право довериться заботливости Провидения о приискании средства против угрожающей нам в отдаленном будущем опасности; но я утверждаю, что опасность эта весьма близка и неизбежна. Как бы ни были значительны успехи просвещения, как бы ни было полно равенство среди человеческого общества, недостаток средств существования будет ощущаться всегда, с настоящей минуты до того времени, когда весь земной шар будет обращен в цветущий сад. Дело не изменится от того, что постоянно будет возрастать количество произведений земли: так как возрастание населения будет происходить еще быстрее, то излишек его неминуемо будет сдерживаться постоянным или периодическим влиянием нравственного обуздания, порока или несчастья.
     Кондорсе в своем "Историческом очерке успехов человеческого разума” говорит, что сравнение количества населения просвещенных европейских стран с занимаемой ими площадью, а также условий их земледелия, промышленности и разделения труда с размером средств существования показывает, что современное положение может быть сохранено не иначе, как при существовании громадного числа людей, удовлетворяющих свои потребности путем усиленного труда. Таким образом, он признает необходимость этого класса людей. Затем, указав, как шатко положение этих людей, вполне зависящих от воли и благосостояния своих хозяев, Кондорсе справедливо прибавляет: "Таким образом существует неизбежная причина неравенства, зависимости и даже нищеты, постоянно грозящих самому многочисленному и трудолюбивому классу людей, составляющих наше общество”. Наблюдение, сделанное автором, совершенно правильно, но средства, предлагаемые им для устранения зла, нельзя признать удовлетворительными по следующим соображениям: Кондорсе проектирует для обеспечения участи стариков, вдов и малолетних детей учредить из сбережений работников капитал, устроить доступный кредит для самих рабочих: отыскать средства для установления более полного равенства между людьми и организовать общества на таких началах, чтобы успехи промышленности и торговли не находились в такой зависимости от капиталистов, как в настоящее время. Но подобные учреждения могут весьма много обещать в теории, в приложении же к действительной жизни они оказываются ребяческими мечтами. Какая причина побуждает Кондорсе признать необходимость существования класса людей, средства существования которого зависят исключительно от его труда? Можно допустить только одну причину: он понимал, что для обеспечения существования многочисленного населения необходимо такое количество труда, которое может быть вызвано только крайней необходимостью. Но если проектированные Кондорсе учреждения ослабят в рабочих побуждение к усиленному труду, то можно ли ожидать, чтобы эти рабочие развивали ту неутомимую деятельность, которая составляет основу и источник общественного благосостояния?
     Но и помимо этого возражения против предлагаемых учреждений, представляется еще одно важное затруднение, способное ослабить их благотворное влияние. Если все люди будут уверены в достаточном обеспечении их семей, то каждый вступит в брак, а так как рождающееся поколение будет ограждено от бедствий, вызываемых нищетой, то население будет возрастать с такой беспримерной быстротой, что вскоре никакие учреждения не будут в силах восполнить недостаток в средствах существования, производимых землей.
     Свои рассуждения о совершенствовании органической природы человека Кондорсе оканчивает замечанием, что его доказательства в пользу безграничной возможности улучшения общественных условий при предположении, что организация и способности человека останутся неизменными, приобретают неизмеримо большее значение, если принять во внимание, что эта организация и эти способности также могут усовершенствоваться. Успехи медицины, здоровая пища, удобные жилища, отсутствие чрезмерного утомления, наследственных и заразительных болезней, устранение главных причин развращения – с одной стороны, крайней нищеты, с другой стороны, чрезмерного богатства, – все эти условия, по мнению Кондорсе, если и не сделают человека бессмертным, то во всяком случае будут способствовать тому, что он будет пользоваться жизнью, естественная продолжительность которой будет постоянно возрастать до той меры, которая может быть названа неопределенной, причем под этим словом он разумеет постоянное движение к безграничной, хотя и никогда недосягаемой продолжительности, постоянное увеличение срока человеческой жизни, достигающее в бесконечном ряду веков размера, превосходящего всякую данную величину.
     Но смысл этого выражения в применении к продолжительности человеческой жизни находится в явном противоречии с принципами науки и не подтверждается никакими естественными законами. Средняя продолжительность человеческой жизни, несомненно, может несколько удлиниться под влиянием благоприятных для того условий, но также несомненно и то, что в течение всего периода, относительно которого мы имеем достоверные исторические свидетельства, не произошло никакого увеличения в естественной продолжительности человеческой жизни.
     Нам могут возразить, что человеческий род существовал еще так недолго, что мы не можем уловить изменений в средней продолжительности жизни. Но если это так, то наука становится невозможной, связь между действиями и их причиной рушится и книга природы закрывается для нас, так как ее чтение оказывается бесплодным. Если это так, то самые нелепые и невероятные предположения приобретают одинаковое значение с самыми точными научными законами, основанными на многочисленных и несомненных наблюдениях, и мы должны вернуться к древним философским системам, насиловавшим факты для своего подтверждения, вместо того, чтобы самим основываться на этих фактах. Словом, если законы природы непостоянны и изменчивы, несмотря на то, что они казались нам постоянными и неизменными в течение многих веков, то для человеческого разума нет больше побуждения обращаться к плодотворным исследованиям, он должен быть обречен на бездействие. Если, не имея ни одного признака, указывающего на возможность какого-либо изменения, мы вправе утверждать, что такое изменение все-таки совершится, то нет положения, на котором мы не могли бы настаивать, и предположение о том, что луна сольется с землей, имело бы одинаковую достоверность с утверждением, что завтра взойдет солнце.
     В пользу предположения об увеличении продолжительности человеческой жизни мы не находим ни одного постоянного, достоверного признака с момента сотворения человека до настоящего времени. Из наблюдений, показывавших, что благоприятные условия климата, привычек, образа жизни и общественных нравов способны увеличить продолжительность жизни, сделано было заключение о неопределенном возрастании последней; из того обстоятельства, что пределы человеческой жизни не могут быть обозначены точно, что нельзя в конкретных случаях предсказать ее границы, считают возможным заключить, что она будет возрастать безгранично, до неопределенных размеров. Для разоблачения этого софизма и обнаружения его нелепости достаточно рассмотреть ту органическую способность к усовершенствованию в мире растений и животных, которую Кондорсе принимает за общий закон природы.
     Усовершенствование растения при его переходе от дикого к культурному состоянию является более поразительным, чем какое бы то ни было усовершенствование животной породы. Наиболее выраженным признаком этого усовершенствования необходимо признать постепенное увеличение размеров цветка, подвергнутого культуре. Можно ли из этого факта вывести заключение, что такое увеличение будет продолжаться до бесконечности и не имеет пределов? Нет, такое заключение нелепо, и всякий смело может утверждать, что существует предел для увеличения размеров цветка, хотя точно обозначить этот предел нет возможности. Быть может, никто не имеет права сказать, что он видел самую большую гвоздику или самый красивый анемон, какие только могут быть выращены, но всякий может смело утверждать, не боясь быть опровергнутым фактами, что ни гвоздика, ни анемон не могут достигнуть размеров крупной капусты, хотя величина их может превзойти всякий данный экземпляр гвоздики и анемона. Никто не может утверждать, что он видел самый большой колос пшеницы или дуб, какие только могут существовать, но всякий без труда и с полной уверенностью может обозначить размер, которого они никогда не достигнут. Точно так же во всех подобных случаях необходимо тщательно отличать безграничный прогресс от того, пределы которого не могут быть точно обозначены.
     При чтении остроумного сочинения Годвина о политической справедливости (Aningniry concerning politikal justice) предлагаемая им система равенства на первый взгляд представляется наиболее увлекательной теорией из всех, какие были когда-либо предложены. Улучшение общественного строя, основанное на требованиях, соответствующих одним лишь разумным убеждениям, будет, несомненно, неизмеримо прочнее порядка, установленного путем насилия. Всестороннее развитие личности представляет принцип, достойный уважения и превосходящий, по моему мнению, теории, устанавливающие рабское подчинение личности общественным интересам. Замена эгоистических стремлений любовью к ближнему в основе всех общественных учреждений – это такая достойная цель, к которой должны стремиться все наши желания. Словом, при взгляде на нарисованную Годвином картину будущего общественного строя нельзя удержаться от восхищения и страстного желания увидеть ее осуществление. Но, к сожалению, это невозможно, так как прекрасная картина Год-вина – только мечта, плод его воображения. Это всеобщее благоденствие, это господство истины и добродетели исчезают при первом столкновении с действительностью и уступают место сплетению радостей и страданий, из которых состоит жизнь.
     Через все сочинение Годвина проведена та мысль, что все пороки людей и бедствия, поражающие человечество, проистекают из несовершенства общественных учреждений. В этом заключается его главная ошибка. Если бы мнение Годвина было справедливо, мы вправе были бы надеяться на то, что бедствия со временем будут устранены из человеческого общества и это благотворное преобразование будет достигнуто одной только силой разума. В действительности бедствия, причиняемые даже несомненно вредными общественными учреждениями, крайне ничтожны сравнительно с несчастиями, порождаемыми человеческими страстями и естественными законами.
     Чтобы составить себе понятие о том, как поверхностно было знакомство Годвина с действительным состоянием общества, достаточно взглянуть на то, как он разрешает затруднения, проистекающие от чрезмерного размножения населения. "Отвечать на такое возражение, – говорит он, – значит заниматься вопросом 0 том, что произойдет через громадное количество лет. Еще три четверти земного шара не заселены людьми, а возделываемые земли способны к беспредельному улучшению. Население может возрастать еще миллионы веков, прежде чем земля откажется прокормить всех своих обитателей”.
     Я уже разоблачил заблуждение людей, утверждающих, что даже чрезмерное возрастание населения не может причинить нищеты и бедствий, пока будет возрастать количество произведений земли. Но, допустим, что годвинова система равенства осуществилась, и посмотрим, не испытает ли человечество бедствий даже при столь совершенной общественной организации. Предположим, что в Великобритании устранены все причины, порождающие пороки и бедствия: прекращены войны и нездоровые занятия, нет более разврата и вредных развлечений, население равномерно распределено по всему острову на фермах и в деревнях, устранены скученность и нездоровые условия жизни в городах, наступило всеобщее равенство, изготовление предметов роскоши заменилось равномерным распределением между всеми неотяготительного земледельческого труда. Предположим, что число жителей на всем острове и количество средств существования те же, что в настоящее время, и что, вследствие всеобщей взаимной любви и полной справедливости, эти средства распределяются по мере потребностей каждого члена общества. Предположим далее, что отношение между полами основано на безусловной свободе, как того желает Годвин. Он не допускает, чтобы такая свобода вызвала беспорядочную перемену связей, и с этим можно согласиться, так как в этом отношении склонность к разнообразию есть стремление, порочное и противное человеческой природе, следовательно, недопустимое в обществе, отличающемся простотою нравов и добродетелями. Вероятно, каждый человек изберет себе подругу, и их союз будет продолжаться до тех пор, пока оба лица будут подходить одно к другому, причем воспитание нарождающегося поколения будет составлять предмет общественного попечения, как предлагает Годвин.
     Признаюсь, я не могу себе представить общественного строя, более благоприятного для размножения населения. Существующая в настоящее время нерасторгаемость брака, несомненно, удерживает многих от вступления в такой союз, который может вызвать какие-либо опасения; наоборот, при осуществлении описанных выше предположений таким опасениям не будет места, и это обстоятельство, вероятно, вызовет заключение ранних союзов. Если принять во внимание еще то обстоятельство, что эти союзы не будут сдерживаться заботами о средствах для содержания детей, то весьма вероятно будет допустить, что из ста женщин едва ли найдется одна, которая не станет матерью при достижении двадцатитрехлетнего возраста.
     Такие условия, несомненно, должны вызвать беспримерно быстрое увеличение населения. Я уже имел случай приводить доказательства того, что некоторые страны при менее благоприятных чем описаны выше, условиях удваивают свое население каждые пятнадцать лет, но чтобы придать большую убедительность нашим вычислениям, допустим, что население описываемого идеального общества будет удваиваться лишь через каждые двадцать пять лет.
     Уравнение имуществ вместе с направлением труда к земледельческим занятиям, как мы предположили выше, несомненно, должно значительно увеличить количество произведений страны; но и при этих условиях человеку, знакомому со свойствами почвы и степенью ее плодородия, трудно согласиться, чтобы в 25 лет можно было удвоить количество ее произведений. Единственным для этого средством являлось бы обращение под пахоту лугов и пастбищ и полное почти отречение от животной пищи. [По вычислениям Маки, для удовлетворения населения Великобритании растительной пищей достаточно 2 412 746 акров хорошей земли, между тем как прокормление того же населения животной пищей потребовало бы 44 475 478 акров. Прим. автора.] Но такая мера решительно неосуществима ввиду того, что почва Великобритании не может без удобрения давать достаточных урожаев, следовательно, содержание скота для доставления этого удобрения безусловно необходимо.
     Но, как бы это ни казалось трудно осуществимым, допустим, что усилиями людей достигнуто удвоение произведений земли к концу двадцатипятилетнего периода. Таким образом, по истечении этого периода пища, хотя преимущественно растительная, будет добыта в количестве, достаточном для прокормления населения, также удвоившегося за это время и достигшего 22 миллионов человек. Мы уже знаем, что в следующий двадцатипятилетний период население вновь удвоится, а между тем при знакомстве с условиями земледелия решительно нельзя допустить предположения, чтобы в течение этого второго двадцатипятилетия производство земли могло вновь усилиться на такое количество, как в первом периоде. Тем не менее можно допустить и это предположение, как бы оно ни казалось невероятным, ввиду того, что сила моего доказательства дает возможность делать беспредельные уступки. Но, несмотря на эту уступку, оказывается, что к концу второго периода 11 миллионов человек останется без пищи, так как население возрастает до 44 миллионов, а средств существования хватит лишь для 33 миллионов.
     Итак, во что же обратится картина общества, члены которого жили в довольстве, не имея надобности тревожиться о средствах для своего существования, свободные от узкого эгоизма, отдавшиеся умственным интересам и не думавшие о презренных материальных нуждах? Блестящее создание воображения исчезает, как только к нему прикоснется свет истины! Нетрудно предвидеть, что произойдет с идеальным годвиновым обществом: нужда заглушит чувство взаимной любви между его членами, дурные страсти вновь обнаружатся и проснется присущий людям инстинкт самосохранения; жатва будет сниматься прежде, чем созреет хлеб, и станет принадлежностью того, кто успеет раньше захватить ее, не заботясь о других, нуждающихся в ней. Вслед за насилием и обманом придут все порождаемые ими пороки, и, наконец, личный интерес станет опять царить среди людей, заглушая всякие другие побуждения. Во всем этом не принимает участия ни одно из общественных учреждений, влиянием которых Годвин объясняет все пороки испорченных людей. Мы видели, что не эти учреждения вызвали антагонизм между общественным и личным благом. Взаимная любовь руководила всеми поступками людей и тем не менее через каких-нибудь пятьдесят лет неумолимый закон природы, без всякого участия дурных общественных учреждений, вызвал вновь насилие, обман, нищету и все гнусные пороки, бесчестящие современное общество.
     При изложении этих соображений нами не принята во внимание возможность переселений по следующей причине: если бы все европейские государства установлены были на основании такого же равенства, то влияние закона народонаселения выразилось бы во всех них одинаковыми, описанными выше последствиями, а следовательно, ни одна из страдающих от избытка населения стран не могла бы приютить у себя пришельцев; если же прекрасный проект равенства был бы приведен в исполнение только в Великобритании, в остальных же государствах Европы сохранился бы несовершенный общественный строй с его дурными учреждениями, то выселения, направленные в среду этих дурных условий, доказали бы, что счастье, имевшееся в виду во время преобразования Великобритании, в действительности оказалось ниже наших ожиданий.

Выселения
     Хотя в упомянутых нами проектах улучшения условий общественной жизни не говорится о выселениях, тем не менее следует рассмотреть их значение в деле ослабления бедствий, вызываемых законом народонаселения. Не подлежит сомнению, что труд не мог достигнуть одинакового совершенства и прилагается не с одинаковым успехом во всех частях земного шара, а потому, если в более культурных странах население стеснено в средствах существования, то природа, по-видимому, дает самое простое средство против такого зла, открывая пути для выселения чрезмерно густого населения и побуждая его к перемещению в менее населенные местности, изобилующие незанятыми землями, а так как местности эти представляют в настоящее время громадные пространства, то выселения могут рассматриваться как средство, способное отдалить на неизмеримо большое время всякие опасения относительно последствий чрезмерного возрастания населения. Но если мы обратимся к действительности, то окажется, что это средство имеет только частное и ограниченное значение.
     Достоверные сведения о поселениях, заведенных в новых странах эмигрантами, показывают, что выселения всегда сопровождаются гораздо большими затруднениями и опасностями, чем те которые испытали бы эмигранты в покинутом ими отечестве. Одно желание эмигрантов увеличить средства существования своих семей еще долго не могло бы привести к заселению Америки, если бы более деятельные побуждения – жажда золота, страсть к приключениям и религиозные увлечения не привели в нее многочисленных пришельцев и не придали им устойчивости для преодоления многочисленных препятствий, противодействовавших их заселению. Это подтверждается теми несомненными сведениями, которые имеются относительно истории заселения Виргинии, Новой Англии, Барбадосских колоний, французских поселений в Гвиане, английских – в порте Джаксон и Новой Голландии, русских – на восточной окраине этой Империи и многих других. Затруднения, встречаемые переселенцами, во всех странах одинаковы и всегда вызываются одинаковыми причинами – почвой, климатом, отсутствием удобств для жизни и неподготовленностью к новым условиям. Один из сотрудников Франклина справедливо замечает, что главная причина неудачных попыток образования новых колоний, попыток, стоивших огромных пожертвований со стороны могущественных европейских государств и частных лиц, заключается в том, что нравственные и материальные привычки эмигрантов, усвоенные ими веками в метрополии, совершенно не соответствуют той новой обстановке, в которую они попадают. Он прибавляет, что ни одна английская колония не достигла заметного благосостояния до тех пор, пока ее население не усваивало себе новых привычек и нравов, пригодных для окружающих условий. Паллас утверждает то же самое относительно слабых успехов, достигнутых русскими поселениями.
     К этому необходимо еще прибавить, что в момент своего учреждения всякая колония представляет из себя страну, населенную гуще, чем это допускается ее годичной производительностью. Естественным последствием такого положения вещей оказывается, что население колонии, если оно не получает значительных пособий от метрополии, должно уменьшаться до тех пор, пока его численность не придет в соответствие с ограниченным количеством имеющихся в его распоряжении средств существования и что оно начнет возрастать лишь с того времени, когда наличное число поселенцев начнет возделывать землю в размере, превышающем личное потребление.
     Нельзя не обратить внимания еще и на то обстоятельство, что часть населения оказавшаяся в метрополии излишней, т.е. та, для которой не хватило средств существования, не может собственными средствами завести новые колонии. Для выселения этим людям еще недостаточно пойти за человеком, ставшим их вожаком вследствие своего более высокого положения, увлечения жаждой золота, страсти к приключениям, политического или религиозного неудовольствия, даже в том случае если бы правительство обещало ему свое пособие и покровительство, так как для обращения пустыни в пахотные участки еще недостаточно одной нужды в средствах существования.
     В Европе, вероятно, не найдется, за исключением России, ни одной страны, население которой не обращалось бы к выселениям как средству для улучшения своего материального положения; если принять во внимание, что эти страны прибегали к названному средству вследствие того, что испытывали излишек населения, необходимо допустить, что они не могут оказать друг другу помощь посредством взаимных выселений из одной в другую излишка своих жителей и что этот излишек направляется в другие части земного шара. Предположим, что условия внутреннего хозяйства европейских стран таковы, что часть населения не встречает никаких препятствий к эмиграции и что правительство оказывает ей самое широкое вспомоществование. Если допустить при этом, что население Европы, за исключением России, простирается до ста миллионов и что средства существования в ней возрастают в большей степени, чем это может быть в действительности, то на основании установленной выше геометрической прогрессии для возрастания населения через каждые 25 лет и арифметической прогрессии для возрастания средств существования в тот же период население Европы через сто лет достигнет 1800 миллионов, а средств существования хватит лишь для 500 миллионов, следовательно, избыток населения Европы составит 1 100 миллионов. Это число, с присоединением к нему естественно увеличившегося в тот же период населения остальных частей света, составит цифру, в два раза превосходящую современное население земного шара.
     Вправе ли мы рассчитывать на то, что наилучше направленные усилия могут удобрить и обработать столько земель в пустынных частях земного шара, чтобы их хватило для прокормления столь огромного населения? Если найдется лицо, для которого это представляется возможным, мы предложим прибавить в нашем расчете еще 25-30 лет и тогда уже немыслимо будет никакое сомнение.
     Если существует мнение, что выселение может служить средством против бедствий, порождаемых чрезмерным населением, то это объясняется тем, что отвращение людей к выселениям из родной страны в соединении с затруднениями, представляемыми разработкой новых земель, никогда не позволяли применить эту меру в широких размерах. Если бы это средство могло оправдать возлагаемые на него надежды – оно давно уже было бы истощено: прибегая к нему при всяком возобновлении бедствий, порожденных излишком населения, мы в настоящее время заметили бы, что этот источник наших надежд уже иссяк безвозвратно.
     Таким образом, необходимо признать несомненным, что выселение безусловно недостаточно для устранения бедствий, порождаемых чрезмерным размножением населения. Но если смотреть на него как на временную и частную меру, предпринятую для распространения культуры, то выселение оказывается пригодным и полезным. Быть может, нельзя доказать, что правительства обязаны деятельно поощрять его, но не подлежит сомнению, что запрещение выселений не только несправедливая, но и крайне ошибочная мера. Трудно придумать что-либо безосновательнее опасений, что выселения могут явиться причиной обезлюдения страны. Любовь к родине и привязанность к семейному очагу так могущественна и крепка, что люди никогда не решатся на выселения, если только политические неудовольствия или безысходная бедность не принудят их к этому крайнему средству, а в таком случае для самого отечества их удаление только полезно. Также неосновательны предположения, что выселения повышают заработную плату. Если она в какой-либо стране даст возможность низшим классам жить без крайних лишений и страданий, то можно быть уверенным, что люди этих классов не подумают о выселении; если же она так недостаточна, что порождает лишения и страдания, то с нашей стороны было бы жестоко и несправедливо противодействовать выселениям.

Законы о бедных и заработная плата
     Многие удивляются тому, что, несмотря на громадные суммы, затрачиваемые в Англии на вспомоществование бедным, положение их в этой стране, по-видимому, не улучшается. Одни подозревают, что суммы, назначенные для бедных, употребляются на Другие надобности, другие говорят о растратах со стороны управления, но все согласны в том, что учреждения для бедных дурно организованы. Действительно, три миллиона фунтов стерлингов, взимавшихся в пользу бедных, даже до наступления теперешней дороговизны предметов потребления, употреблялись на нужды бедных без видимого уменьшения этих нужд. Факт этот составляет предмет всеобщего удивления, а между тем если внимательно вникнуть в дело, то это явление окажется настолько естественным, о пришлось бы скорее удивляться, если бы случилось что-либо противоположное.
     Допустим, что сборы в пользу бедных дают возможность работнику получать ежедневно за свою работу 5 шиллингов вместо двух, получаемых им в настоящее время. На первый взгляд может Показаться, что вследствие такого увеличения заработной платы все работники будут жить в большом довольстве и за их столом ежедневно появится кусок мяса. К сожалению, это предположение не оправдается, ибо попавшие в распоряжение работника добавочные три шиллинга не могут увеличить количество находящегося в стране мяса. В действительности добавочные три шиллинга только увеличат конкуренцию покупателей, которая, в свою очередь, поднимет рыночную цену мяса. Таким образом, имеющееся в стране количество этого продукта отнюдь не распределится между большим количеством лиц. Когда существует недостаток в каком-либо товаре, он не может быть распределен между всеми нуждающимися в нем, и всегда поступает к тому, кто имеет возможность предложить за него высшую цену. Если конкуренция на мясо продолжится долго, то это может побудить сельских хозяев усилить производство скота, но такая перемена в системе хозяйства может произойти лишь в ущерб производству хлеба, следовательно, как мы уже имели случай выше показать, она будет невыгодна для страны, ибо земля не в силах будет прокормить животной пищей наличное население. Этот пример показывает, что в том случае, когда средства потребления не соответствуют количеству населения, положение бедных не может измениться, дадим ли мы им два или 5 шиллингов – в том и другом случаях им придется довольствоваться меньшим количеством средств потребления, чем это необходимо для их существования.
     Никакое пожертвование со стороны богатых, в особенности денежное, не может устранить среди низших классов нищету или предотвратить ее возвращение на продолжительное время. Богатые могут превратиться в бедных, а несколько бедняков могут разбогатеть, но если только в обществе отношение средств существования к населению неблагоприятно, то неизбежно должно случиться, что часть населения испытает затруднения в прокормлении себя и своих семейств, причем эта участь прежде всего выпадает на долю беднейших людей. Может показаться странным, что посредством денежных пособий нельзя улучшить участь бедных, не понижая в такой же мере благосостояния остального общества, тем не менее это так. Если кто-либо отделит часть запасов своего семейства и отдаст ее бедным, то он может достигнуть увеличения довольства нескольких бедных путем некоторого уменьшения довольства членов своей семьи, хотя, быть может, это уменьшение окажется возможным перенести без особенного труда. Если кто-либо возделает новый участок земли и жатву с этого участка отдаст бедным, он сделает добро как этим бедным, так и всему обществу, ибо внесет новый продукт в общий запас средств потребления, предназначенных для населения. Но если мы дадим бедному денег при условии, что количество продовольствия в обществе не изменится, то мы дадим ему право на получение большей части запасов, чем сколько он получал прежде, а между тем это может быть достигнуто лишь путем уменьшения доли остальных членов общества. Если количество товара в какой-либо стране не изменяется в течение ряда лет, то он распределится между всеми жителями в размерах предъявляемого ими права на него, т.е. в размерах той суммы денег, которую каждый из них в состоянии будет предложить за этот требуемый всеми товар. Очевидно, что при этих условиях нельзя увеличить права одного, не уменьшая в то же время права остальных. Если бы богатые, не уменьшая количество потребляемых ими продуктов, раздавали ежедневно полумиллиону бедных по три шиллинга, то эти бедные потребили бы больше продуктов и вследствие этого меньшее количество их осталось бы для остальных членов общества. Право каждого из этих остальных членов общества уменьшилось бы в своих размерах или, другими словами, на прежнее количество имеющихся у них денег можно было бы купить меньше продуктов, рыночная цена которых поднялась бы во всей стране.
     Никто так горячо, как я, не желает повышения действительной платы за труд, т.е. той платы, которая выражается в количестве продуктов потребления. Но попытка достигнуть этого принудительным повышением нарицательной цены труда (т.е. повышением денежной заработной платы, которая может сопровождаться соответственным или даже большим повышением цены предметов потребления), как это советовалось многими во время последнего неурожая, представляется мерой бессильной и неблагоразумной. Заработная плата, стоящая на своем естественном уровне, представляет общественный барометр, имеющий огромное значение: она выражает собой отношение между средствами существования и требованием на них, между количеством продуктов потребления и числом потребителей. Средняя ее величина, установленная независимо от случайных обстоятельств, показывает, кроме того, каковы потребности общества сравнительно с количеством населения в данное время: независимо от того, какое бы ни приходилось число детей на каждую семью для поддержания численности населения на данном уровне, заработная плата может быть достаточна, превосходить или оказаться недостаточной для воспитания их, смотря по тому, будут ли запасы, предназначенные Для оплаты труда, находиться в неподвижном состоянии, будут ли они постепенно уменьшаться или увеличиваться. Но вместо того, чтобы усвоить такую точку зрения на заработную плату, ее нередко рассматривают как ценность, которую можно по усмотрению повышать или понижать. Когда возвышение цены предметов потребления показывает перевес спроса над предложением их, хотят поставить рабочих в положение, в котором они находились до этого повышения и с этой целью предлагают увеличить заработную плату, т.е. усилить спрос, а потом удивляются, что дороговизна предметов потребления продолжает увеличиваться. Это почти то же самое как если бы при падении ртути, соответствующем буре, мы стали бы для наступления хорошей погоды поднимать в нем ртуть механическим давлением, а потом удивлялись бы, что дурная погода не прекращается.
     Ад. Смит доказал, что естественным последствием неурожая всегда бывает увольнение множества рабочих или понижение их заработной платы, так как по той же цене хозяева не могут держать прежнее число работников. Если бы заработная плата всюду повысилась в том же размере, как увеличилась цена предметов потребления, то владельцы фабрик не были бы в состоянии держать прежнее число рабочих; огромному числу их было бы отказано от места и для поддержания своего существования им не оставалось бы иного средства, как обратиться к приходам за вспомоществованием. При естественном порядке вещей голод стремится понизить, а не повысить заработную плату. После появления на свет замечательного сочинения Ад. Смита трудно понять, как может еще существовать мнение, что от всемогущества правительства зависит изменение экономических условий, в которых находится страна, и что спрос и предложение могут быть уравнены указом или постановлением.
     Тем не менее во время такого всеобщего бедствия, как голод, наши личные интересы и требования справедливости должны нас побуждать к тому, чтобы оказать бедным временное пособие, которое должно заключаться не в раздаче денег или повышении заработной платы, а в применении более дешевых питательных веществ, заменяющих хлеб, и в различных средствах для сбережения продовольственных запасов. При этом нет надобности сетовать на дороговизну хлеба, ибо высокая цена усиливает его ввоз, т.е. увеличивает наши средства существования и пополняет наши недостаточные запасы.
     Кроме голода, на понижение заработной платы влияет размножение населения, если оно не сопровождается соответственным увеличением средств существования, так как подобное размножение принуждает разделять доставляемое страной продовольствие на меньшие доли, а это всегда влечет за собой поднятие цены продуктов потребления. К таким же последствиям ведет быстрое изменение в распределении денег между членами общества. Оба эти обстоятельства ухудшают положение бедных в Англии. Во-первых, законы о бедных поощряют размножение населения, нисколько не увеличивая количество продуктов потребления. Рассчитывая на вспомоществования своего прихода, бедный человек может в Англии жениться, совсем не имея средств для прокормления семьи, а это неизбежно влечет за собой значительное возрастание населения, а следовательно, постоянное раздробление продуктов потребления на меньшие доли. Вследствие этого на вознаграждение за труд людей, не получающих пособия, приходится покупать все меньшее и меньшее количество пищи и в конечном результате число лиц, поступающих на попечение приходов, должно постоянно возрастать. Во-вторых, количество продовольствия, потребляемого в приходских рабочих домах призреваемыми, которых нельзя считать полезными членами общества, настолько же уменьшает долю рабочих, т.е. людей, наиболее полезных для страны.
     К счастью, в народе еще существует отвращение к приходским вспомоществованиям, несмотря на то, что законы о бедных стремятся ослабить это чувство. Если бы эти законы оказали свое полное действие в этом отношении, то в настоящее время не было бы уже возможности, как это делалось доселе, скрыть их пагубное влияние. Такое воззрение может быть в отдельных случаях жестоко, но необходимо достигнуть того, чтобы получение всепомоществования сопровождалось чувством стыда, который явится побуждением к труду, столь необходимому для благосостояния общества. Всякая мера, ослабляющая это чувство, с какой бы человеколюбивой целью она ни принималась, вызывает последствия, прямо противоположные тем, которые имелись в виду. Когда обещанием помощи со стороны прихода способствуют заключению браков между неимущими людьми, что этим не только подвергают несчастью их самих и будущих детей, что в высшей степени жестоко и несправедливо относительно последних, но еще побуждают этих людей причинять вред всему обществу. Законы о бедных в Англии оказали влияние на вздорожание всех предметов потребления и на понижение действительной величины заработной платы; следовательно, они содействовали уменьшению благосостояния тех классов, которые живут исключительно своим трудом. Эти законы, без сомнения, были установлены с благой целью, но также несомненно и то, что они не достигли этой цели. Нельзя отрицать, что в некоторых случаях они уменьшают страдания, но, говоря вообще, участь бедных, находящихся на попечении приходов, крайне плачевна и тягостна. Можно быть уверенным, что если бы законы о бедных никогда не были установлены в Англии, то хотя бы число отдельных случаев крайне тягостного положения и несколько увеличилось, тем не менее общая сумма счастья среди народа была бы больше теперешней.
     Точно так же попытки употреблять бедных на работы в фабричных заведениях почти никогда не имели успеха. Если нескольким приходам и удалось при помощи тщательного присмотра достигнуть того, что материалы в таких мастерских не проматывались без всякой пользы, то все-таки неизбежным следствием подобных учреждений являлось лишение заработка со стороны рабочих, никогда не обременявших приходы. Быть может, мне возразят, что к тем же последствиям приводит соперничество, вызываемое среди рабочих, когда учреждается новая фабрика не на благотворительных основаниях. Но возражение это нельзя признать справедливым, так как в рассматриваемом нами случае мы видим пример не обычной конкуренции, а поддерживаемой значительными пособиями, при содействии которых соперники, значительно уступающие в трудолюбии и ловкости, принуждают независимого рабочего понизить цену и даже совершенно вытесняют его с рынка, заставляя его в то же время уделить часть своего заработка на пособие для поддержания такого соперничества.
     Говоря это, я вовсе не хочу утверждать, что всякое употребление на работу бедных вредно, или осуждать то, что может быть сделано в ограниченных размерах на пользу неимущих, ради побуждения их к труду, но без поощрения их к размножению. Хотя никогда не следует упускать из виду общих принципов, но я вовсе не настаиваю на их безусловном применении. Бывают случаи, когда делаемое нами частное добро так велико, а порождаемое им общественное зло так ничтожно, что первому мы должны отдать предпочтение. Я хотел лишь доказать, что общая система законодательства о бедных покоится на ложном основании.
     Если все сказанное мной выше справедливо, то необходимо сожалеть, что во многих распространенных среди народа и авторитетных для него сочинениях высказывается неодобрение такому поведению, которое одно только может улучшить положение народа, и превозносится система, которая неизбежно должна повергнуть его в нищету. Народу говорят, что ему незачем обуздывать свои склонности и быть благоразумным относительно заключения браков, ибо приход обязан заботиться обо всех рождающихся детях. Ему говорят, что незачем приучать себя к бережливости и откладывать в сберегательные кассы часть заработка, чтобы приобрести дом по вступлении в брак, ибо приход обязан прикрыть его наготу и дать ему помещение в рабочем доме.
     Его учат, что внушения со стороны богатых относительно необходимости быть благоразумным и бережливым вызываются одним только желанием сберечь суммы, уплачиваемые богатыми в виде налога в пользу бедных.
     Его учат, что заповедь Создателя – плодиться и размножаться – опровергает всякие опасения относительно вступления в брак и что, наоборот, каждый человек обязан жениться в молодых годах, хотя бы вследствие недостатка средств существования его дети должны были умереть преждевременно, не участвуя в размножении породы.
     Его учат, что единственная разница между Англией, в которой не возделаны только бесплодные участки, и Североамериканскими Штатами, где можно за бесценок купить громадные участки плодородной земли, заключается только в налогах в пользу бедных.
     Ему говорят, наконец, будто единственная причина, почему североамериканский рабочий получает в день доллар, а английский – не более двух шиллингов, состоит в том, что последний платит в виде пошлин большую часть этих двух шиллингов.
     Некоторые из этих утверждений до такой степени неосновательны, что, наверное, отвергаются здравым смыслом самих рабочих. Они, например, прекрасно сознают, что благотворительность приходов не может дать им и их детям ни счастья, ни благосостояния и что она, в лучшем случае, ограничивается лишь необходимейшими средствами пропитания. Они понимают, что чем меньше работников, тем большую долю удерживают они из той ценности, которую производят для своих хозяев; из этого вытекает, что благоразумие относительно вступления в брак, являясь нравственным средством для предупреждения перевеса предложения работы над спросом, есть в такое время единственное средство для передачи рабочим большей части произведений страны. Здравый смысл рабочих и знакомство с Библией убеждают их, что Создатель, давая разумным существам заповедь продолжать род, не мог желать в то же время повести их по пути к страданиям, болезни и смерти; ибо если в стране, в которой нельзя рассчитывать на увеличение средств существования, каждый человек в раннем возрасте будет вступать в брак, то неизбежным следствием этого будет распространение бедности, болезней и смертности, а не размножение населения. Мало рабочих найдется в Англии, которые бы не слыхали, что высокие цены труда и продуктов потребления поддерживаются главным образом налогом в пользу бедных, который хотя и поднял денежную цену труда, как и всех прочих предметов, тем не менее принес больше вреда, чем пользы, рабочим, так как вздорожание предметов, на покупку которых идет заработная плата, шло постоянно впереди. Обладая этими сведениями, всякий рабочий должен отвергнуть мысль, будто бы отсутствие налога в пользу бедных, т.е. та причина, которая держит в европейских государствах денежную величину заработной платы ниже уровня, установившегося в Англии, могла удвоить эту плату в Североамериканских Штатах. Рабочий может не знать действительной причины высокой денежной цены заработанной платы в Америке, но для него не может подлежать сомнению, что эта причина не может заключаться в отсутствии налога в пользу бедных, так как одно это обстоятельство должно вызвать явление совершенно противоположное.
     Тем не менее если постоянно будут говорить рабочим, что все рождающиеся, каково бы ни было их число, имеют право содержаться на счет страны и что поэтому нет надобности прибегать к благоразумию в деле заключения браков и стремлении к удержанию числа рождающихся в должных границах, то, слушая подобные речи, потворствующие естественным склонностям, рабочие неизбежно уступят искушению, последствием которого будет постоянно увеличивающаяся зависимость их от приходских вспомоществований. Таким образом, нельзя быть более непоследовательными, стать в большее противоречие с самим собой, как проповедывать подобные учения и в то же время жаловаться на увеличение числа бедных. Проповедь эта неразрывно связана с размножением нищеты и никакая перемена правительства не в состоянии разорвать эту связь.